— Полагаю, никогда не возникало проблем, — сказал Броновский. — Будем надеяться, никогда и не возникнет.
— Уже возникли. Основываясь на теоретических вычислениях, период оценивается в три недели. Может быть такое?
— Я не знаю. Не мой профиль. Возможно, мистер Блэк или мистер Финлэйсон знают.
— Мистер Блэк вообще ничего не знает о нефти, и я очень сомневаюсь, имеет ли мистер Финлэйсон или кто-то другой из профессиональных нефтяников на линии что-нибудь, кроме смутных представлений. Возможно, десять дней, а возможно и тридцать. Ты улавливаешь мою мысль, Джордж?
— Вполне. Шантаж, угрозы, взятки, множество реальных и абсолютно материальных преимуществ, которых можно добиться. Перебои — это одно, прекращение — совсем другое дело. Им необходимы рычаги, козыри. Если передача нефти по трубопроводу прекратится навсегда, нефтяные кампании просто посмеются над их угрозами, потому что им будет нечего терять. Козырей не останется. Похитители не могут требовать выкуп за заложника, если известно, что тот уже мертв.
— Не уверен, что я сам смог бы сформулировать лучше, — сказал Брэди с великодушным самодовольством. — Мы, что совершенно очевидно, имеем дело не с клоунами. Наши друзья приняли бы во внимание подобные нюансы и поостереглись бы. Вы улавливаете мою мысль, мистер Броновский.
— Да, теперь понимаю. Но я просто говорил об опасностях, но не принимал их в расчет.
— Я знаю, что вы не принимали. Никто не принимал. Думаю, на этом можно закончить. Похоже, мы выяснили две вещи: маловероятно, что будут предприняты атаки на любое из основных сооружений, будь то в Прудхо, Вальдезе или на любой из двенадцати станций; маловероятно, также, что атака будет предпринята в малодоступном районе, где ремонтные работы будут невозможны в течение недель.
— Таким образом, наиболее вероятной является попытка саботажа, направленная на ВОЗ — ы в доступных районах и небольшие мосты; вероятность разрушения мостов через Тазлину и Танану весьма мала, так как они потребовали бы нескольких недель для восстановления. Это немного, но, по меньшей мере, нам удалось прояснить обстановку и выбрать некую систему приоритетов.
Не без труда Брэди удалось подняться, что свидетельствовало об окончании интервью.
— Спасибо, джентльмены, как за ваше время, так и за информацию. Встретимся утром, разумеется, в божеское время. — Как только за Броновским и Хьюстоном закрылась дверь, Брэди спросил: — Ну что вы извлекли из всего этого?
— Как вы и сказали: ограничение вероятности возможного, которое, к сожалению, остается практически бесконечно многообразным. Я бы хотел сделать следующее: во-первых, я бы хотел, чтобы ФБР или кто-то другой занялся скрупулезным расследованием действий Паулсона и его людей на четвертой станции.
— У тебя есть причины их подозревать?
— Явных причин нет, но я чувствую, что на четвертой станции что-то не так. Дон разделяет мои чувства, но нам не к чему прицепиться, кроме пухлого конверта, исчезнувшего из кармана убитого инженера. И даже эта зацепка является спорной, иногда мне думается, что этот конверт является игрой моего воображения, результатом резкого освещения, изменившего восприятие цвета предметов. Но тем не менее, и вы первый со мной согласитесь, каждый служащий трубопровода находится под подозрением, пока не будет доказана его невиновность.
— Еще бы! Ты говорил, что Паулсон и Броновский кажутся близкими друзьями?
— Броновский относится к тому типу людей, которые на короткой ноге со всеми. Если вы думаете о том, о чем я думаю, вы думаете, то должен вам напомнить, что Финлэйсон говорил, что Броновский прошел тройную проверку.
— И без сомнения все «на ура». Что может знать Финлэйсон о проверке лояльности и оценке полученных результатов. Может ли он гарантировать, что ни один из тех троих, якобы беспристрастных следователей, не был, в действительности, задушевным другом Броновского? Теперь так, у меня есть в Нью-Йорке друг, очень хороший и очень порядочный человек. Как ты сам только что сказал, каждый служащий трубопровода виновен как сам дьявол, пока не будет доказано обратное.
— Я сказал не совсем так.
— Почти дословно. Второе?
— Я бы хотел получить медицинское заключение, желательно от врача, знакомого с остеопатологией, как мог быть сломан палец у мертвого инженера.
— Как это может помочь?
— Откуда мне знать? — сказал Демотт почти раздраженно. — Бог знает, Джим, вы сами не раз подчеркивали, что не следует проходить мимо того, что кажется странным.
— Правильно. Правильно, — сказал Брэди миролюбиво. — Что третье?
— Нужно выяснить, как продвигаются дела у специалистов по отпечаткам пальцев, с отпечатками, снятыми в телефонных будках в Анкоридже. Три крошечных зацепки, но больше не с чего начать.
— Четыре. Есть еще Броновский. Что дальше?
Зазвонил телефон. Брэди взял трубку, послушал немного, скривился и протянул трубку Демотту.
— Это тебя. — Демотт удивленно поднял брови. — Опять этот чертов код.
Демотт взглянул на него в изумлении, взял трубку, достал блокнот и начал записывать. Не прошло и минуты, как сообщение было принято. Он повесил трубку и сказал:
— Что дальше? Это был ваш последний вопрос, не так ли?
— Что? Да. Так что?
— Дальше, снова в самолет и марш в Канаду.
Демотт посмотрел на Брэди с вдохновляющей улыбкой:
— Все будет хорошо, сэр, на борту еще достаточно дайкири.
— Что, черт возьми, это значит?
— Только то, что я сказал, сэр. — Улыбка исчезла с лица Демотта. — Как вы помните, сэр, три блестящих ума, находясь в офисе «Санмобиля», пришли к единогласному мнению, что их производственная линия имеет шесть уязвимых мест, как то: драглайны, роторные экскаваторы, мосты роторных экскаваторов, сепараторные тарелки, радиальные стакеры и, прежде всего, лента конвейера? Какие-то шутники, очевидно, смотрят на вещи отлично от нас. Они взорвали сам перерабатывающий завод.